Пьеса, состоящая лишь из внутренних монологов двух людей, мужчины и женщины, писателя и его поклонницы, "случайно" оказавшихся в одном купе, вобрала в себя голоса великих интеллектуалов ХХ столетия — Фриша, Кортасара, Маркеса, Ивлина Во, той литературы, которая уже вряд ли будет так вдохновлять и питать человечество, как это происходило в прошлом. Тоска о несбывшемся — вот что находит Марта, героиня Марины Солопченко в книге своего попутчика: "Она дает мне, в который раз, почувствовать ностальгию по тому, чего не происходит. И ностальгию по тому, что могло быть".

Пространство поначалу кажется почти пустым, но постепенно из темноты проявляются детали, вещи, которые лишь напоминают о чем-то, намекают — ничего конкретного. Несколько подвижных небольших экранов, стулья, столик, пишущие машинки, на поверхности рояля ксилофон, флейта, какие-то поблёскивающие склянки, вроде бы необязательные предметы, которые часто возникают в сценографии Эмиля Капелюша. Он вообще мастер намеков и ассоциаций, и здесь, с началом действия, все оживает, направляет взгляд зрителя, работает и пробуждает чувственное восприятие. На двух противоположных стенах два зеркала, физически "продлевающие" пространство и метафизически — путь героев; меняющийся свет (свет — Егор Бубнов, Юрий Капелюш, Максим Греллер), передающий неверное мерцающее освещение поезда, то и дело становится совсем фантастическим, нереальным…

Зрители сидят, как и в "Иванове", по длинной стороне, зальчик музея Достоевского не сразу превращается в вагон. Один из экранов подъезжает к столику, как оконная занавеска… Герой в плаще садится… с его легкого и нервного постукивания пальцами по столу и начинается движение поезда. Трое музыкантов — немножко клоуны, немножко цанни, то участвуют в происходящем, то тактично замирают, то, словно зрители, усаживаются поудобнее и заинтересованно смотрят на героев — поддерживают и продолжают ритм дороги. Музыка сливается с треском печатных машинок и стуком колес — от нас не скрывают, как музыканты производят эти звуки, "кухня" напоказ, включенная в действие, вызывает редкое сегодня ощущение творящегося на глазах театра, приобщения к упоительной театральной условности, умной игре. И у главных героев зримая реальность — молчаливо сидящие напротив друг друга женщина и мужчина — смешивается с мощной внутренней жизнью, видимой зрителю. Тонкая, изумительной выделки, режиссура, как и игра Виталия Коваленко и Марины Солопченко, построена на том же принципе аберрации внутреннего и внешнего, обращенные в зал — и к небесам — монологи не исключают реакций персонажей на текст, который они "как бы не слышат".

Так, впечатлительный писатель Поль Парски выбегает из зала тошнить, когда в голосе его попутчицы звучит слишком восторженная интонация. Разговоры — или даже чужие мысли — о близости или музыке вообще вызывают у него отторжение. Желчный мизантроп, эгоист с выжженной душой, уже кажется, не способный радоваться и даже улыбаться, всерьез озабоченный лишь проблемами своего пищеварения, он, увидев незнакомку, вдруг начинает фантазировать о цели ее путешествия, о ее гипотетическом любовнике-дирижере, придумывая на ходу ее жизнь, или возможно, очередную книгу. Коваленко играет ранимость героя и его непрерывную рефлексию глубинным планом — на поверхности не слишком симпатичная, но очень "творческая" личность. Он, как и все, приближаясь к закату земного пути, жаждет — быть может, неосознанно — подтверждения того, что жизнь прожита не напрасно. И в финале, она, выкрикивая последние реплики своего монолога — дарит ему это единственно нужное ощущение. Что он талантлив и достоин любви, что он единственный, уникальный и — ещё не конец. И сама она вместе с ним "полетела бы с радостью на любое безумство".

Этот ее взрыв чувств и ожидаем и внезапен одновременно. Марта недавно потеряла близкого друга, ещё не опомнилась от этой потери — нервы ее обнажены, чувствуется, что в обычной жизни она и сдержаннее и ироничнее — как удается актрисе рассказать это "между строк"? — и тут эта встреча в поезде… Для нее это тоже, быть может, главное событие в жизни, ведь его книги были с нею всегда, они написаны про нее, самые глубокие ее переживания угаданы писателем. Один из персонажей его книги даже болен счетной болезнью, которой страдает ее брат. Разве это случайность? Слово "hasard" с французского переводится не только как "случайность", но и как "судьба". Магнетически насыщенная и такая хрупкая, изысканная атмосфера спектакля соединяет эти два значения воедино, давая и нам почувствовать — и понадеяться — что случайностей в этом мире не бывает. А это понимание, как мне кажется, приходит уже к совсем взрослым людям.

Автор: Мариня Смирнова-Несвицкая

На первый взгляд в пьесе парижанки с российскими, персидскими, еврейскими корнями, кино- и театральной актрисы Ясмины Реза все как раз банально. Он и она встречаются натурально в купе. Естественно, случайно. И он — известный писатель, а она — его тайная обожательница на протяжении многих лет, и в ее дорожной сумочке лежит его последняя книга, одноименная пьеса. Оригинальная пикантность истории заключается в том, что все реплики героев, за исключением двух формальных в середине и нескольких сущностных в финале пьесы, — это внутренние монологи. Герои произносят то, о чем обычно молчат, и оказываются достаточно образованными и занятными, чтобы их хотелось слушать.

Режиссер Александр Баргман выбрал на эти роли именно тех артистов, которые как никто способны превратить философские сентенции в горестные заметы сердца: Виталий Коваленко и Марина Солопченко — мастера сценического портрета, выписанного подробно, утонченно, иронично. Играется спектакль — как большинство опусов Такого театра — в черной комнате Музея Достоевского, герои разведены по ее сторонам. Причем на "мужской стороне" художник Эмиль Капелюш установил рояль, заваленный творческим хламом (печатные машинки, скрипки, ноты, свечи, etc.), — всем этим манипулируют, заставляя пространство причудливо звучать, "закулисные" сотрудники Такого театра. Женская половина кристально чиста — как и сознание героини, где все разложено по полочкам. Писатель Поль Парски, до того как замечает свою спутницу — а это происходит в последней трети сюжета (что само по себе смешно), — рассказывает о таблетках, регламентирующих его кишечник, плоской японке, любовнице друга, пожилом женихе дочери с бесцветным голосом. Но все это ему можно простить, потому что он понимает разницу между "новым" и "оригинальным", задается вопросом, что важнее — протяженность или момент, и иными проблемами, так волновавшими экзистенциалистов в середине прошлого века, чем бы они ни занимались. Задача актрисы Солопченко — значительно сложнее — от нее требуется создать для зрителя одновременно два портрета: портрет бесконечно дорогого героине писателя, каким он видится ей исключительно со страниц романов и самой героини. При этом актриса работает столь виртуозно, что на протяжении полуторачасового спектакля зрителя тревожит не примитивный вопрос, возможен ли между героями роман, а то, насколько роль писателя далеко отстает от его сути и не окажется ли он для героини, чьи желания до сих пор всегда были сильнее того, что происходило следом, ниже ее весьма отважного желания, озвученного в последней фразе пьесы.

Автор: Жанна Зарецкая

В Таком театре состоялась премьера пьесы "Человек случая".
Да-да, не Байрон с Климом, не Пристли, не Чехов и не Шолом-Алейхем оказались самыми "заковыристыми" текстами Такого театра, а именно ранняя пьеса актрисы и драматурга Ясмины Реза "Человек случая". Автор хитов "Бог резни" и "Арт", эту пьесу она написала словно сама для себя, о себе и о том, что пришло ей в голову. А может, так оно и было, ведь "Человек случая" написан задолго до предвыборной кампании Николя Саркози, летописцем которой Ясмина была, до пьесы, по которой Роман Полански снял фильм…

Сюжет, казалось бы, прост: двое едут в купе поезда Париж — Франкфурт. Он — популярный писатель Поль Парски (Виталий Коваленко), как водится, в творческом кризисе, а она — его давняя большая поклонница, ее зовут Марта (Марина Солопченко). На протяжении пути они пытаются заговорить друг с другом, отвлекаясь на мысли, которые крутятся в их головах. У него — истерика по поводу возраста, болячек, сексуальных опытов, у нее — переживание смерти близкого друга вперемешку с мыслями о том, что нужно покрасить волосы. (Как тонко драматург передает эту милую гендерную особенность: даже в самые тяжелые минуты не забывать о том, что надо быть красивой, и как замечательно это играет нежная, женственная Солопченко!)

На первый взгляд, их монологи — потоки сознания, сквозь которые первые несколько минут даже сложно пробиться. Режиссер Александр Баргман поставил перед своими артистами сложную задачу, с которой актеры блестяще справляются: существовать вместе, но врозь. Взаимодействовать, отвернувшись друг от друга. Вести диалог, находясь в монологе. Пьеса словно состоит из двух. Ее монолог и его. Периодически эти потоки сливаются в один, и в этих точках соприкосновения рождаются непередаваемо пронзительные слова. У них нет ничего общего, кроме его романов. А это, оказывается, так много. Вся душа человека развернута и положена на демонстрационный стол: бери и разглядывай. Писатель в этом смысле всегда обнажен. И Виталий Коваленко, некогда сыгравший Иванова, стопроцентное — попадание в роль. Растрепанный в своих чувствах, мучающийся от собственного несовершенства, не знающий толком, чего ему хочется, — актер словно тащит во французскую пьесу еще и своего чеховского персонажа и пытается примириться с ними обоими.

Эмиль Капелюш игровое пространство Музея Достоевского, где играют спектакль, развернул вдоль, вытянул. В комнате, точнее купе поезда, очень темно. Несколько натянутых струн, на них тканевые жалюзи — те, что закрывают окна купе. А по стенам бегут наперегонки тени верстовых столбов. В дальнем углу рояль с поднятой крышкой, вокруг него несколько артистов. Они — музыка спектакля. Одетые в черное, похожие то ли на печальных клоунов, то ли на торжественных парижских официантов, они то изображают стук колес, то аккомпанируют эмоциям главных героев, то озвучивают их мысли… Иногда вспыхнет сигаретка Марты, когда она, вспоминая, как изменился ее близкий друг после отцовства, как их дружба отошла для него на второй план и стала обузой, затянется и выпустит в воздух нервный клочок дыма.
Их внутренние переживания сопрягаются с переживаниями желания и невозможности начать беседу с соседом по купе. "Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я" — это только в песне трогательно, узнаваемо и мило. А в жизни — мучительно. Сделать первый шаг страшно, а не сделать — потом корить себя, признавать свою трусость. Оба варианта одинаково непривлекательны. Так и едем мы годами по жизни, не находя в себе силы сделать первый шаг. И совершенно неожиданно, прибыв на конечную станцию, удивляемся, что всю дорогу провели в одиночестве. Этим двоим из поезда Париж — Франкфурт повезло: они разговорились, она призналась, что давно является большой поклонницей его книг, он, заваленный комплиментами, покинул купе, наверное, в отличном расположении духа. А дальше, вероятно, их жизнь продолжилась так же, да не так же. Иногда появляется такой "человек случая", попутчик в купе, продавщица в магазине, стюардесса в самолете — незнакомый, внезапный человек, — он скажет пару слов, и жизнь наша поворачивает в другую сторону. Потому что мы от сказанных слов становимся другими. Мы не узнаем, чем закончилась история Марты и Поля. Скорее всего, ничем — с точки зрения поворота сюжета. Они не стали парой, не поженились и не нарожали детей. Они просто разошлись. Но разошлись уже другими людьми.

Автор: Катерина Павлюченко

Средняя продолжительность жизни бабочки — 3-4 недели. Средняя продолжительность жизни home sapiens, или, попросту говоря, человека составляет 75 лет (в развитых странах). Возможно, это не так уж и мало в сравнении с насекомым, но как же ничтожно в сравнении с вечностью Вселенной, для которой наша жизнь, кажущаяся значимой и весомой, оказывается всего лишь пустой мимолетностью, ничего не значащим мгновением. И не мотыльки ли мы все перед лицом седого старика - времени? Беспечные существа, которых несет в неудержимом и стремительном потоке дней, складывающихся в года нашей жизни, чью ценность, как правило, понимают, когда становится слишком поздно начинать историю с чистого листа. Книга написана и редакторской правке не подлежит! Автор по имени Судьба заканчивает эпилог и отправляет рукопись в архив человеческой истории. А как бы хотелось, чтобы, спустя много лет, кто-нибудь обнаружил, прочел эти записи и счел не лишенными смысла или, во всяком случае, занятными. Но что если архив так и останется невостребованным, и книга жизни безвозвратно канет в песках времени? Дело случая!

О человеческой жизни, помещенной в систему общемирового устройства, ее значимости и в то же время незначительности, о ее случайности решился поразмышлять режиссер Такого театра Александр Баргман, поставивший спектакль "Человек случая" по одноименной пьесе современного французского драматурга Ясмины Реза. Не испугавшись бездонности выбранной темы, он "нырнул" на серьезную глубину, увлекая за собой зрителя, который, затаив дыхание, на полтора часа погружается в обычную на первый взгляд историю: купе поезда, мужчина и женщина, случайная встреча. Но за кажущейся простотой ситуации скрывается напряженная работа мысли. Спектакль, построенный в форме перекликающихся монологов двух главных героев, писателя Поля Парски (з. а. России Виталий Коваленко) и давней поклонницы его творчества Марты (з. а. России Марина Солопченко), становится живой аллегорией, где непродолжительная дорога от Парижа до Франкфурта — все равно что жизненный путь — мимолетный отрезок времени, отведенный каждому человеку. И не в том ли его цель, чтобы превратить эгоцентричный разговор с собой в диалог самой природой предназначенных друг для друга существ, мужчины и женщины? Но как часто в оживленной беседе молчит мысль, а в сдержанном молчании кроются необходимые и важные слова. И только бы не ошибиться, подменив судьбоносную встречу пустой болтовней!

Неоценимый вклад в создание гармоничной картины спектакля вносит художественное решение (Эмиль Капелюш), которое лаконично, но с удивительной точностью расставляет яркие акценты-символы: зеркало, как способ заглянуть внутрь себя в поисках потерянного "Я", гордая своей раритетностью старая печатная машинка, отбивающая ритмы, созвучные со стуком колес поезда, и классический черный рояль — хранитель заключенной в музыке вечности. Оригинальное световое оформление и видеоинсталляции создают иллюзию непрерывного движения экспресса, несущегося сквозь гущу событий человеческой жизни, которая зашифрована в нестройной череде рукописных строк, плывущих по черным стенам сценического пространства.

"Человек случая" — спектакль-книга, которую ни в коем случае нельзя отнести к разряду легкой развлекательной литературы. Безраздельно овладевая вниманием зрителя, он требует полного погружения в содержание и материю собственной философии, заставляя читать между строк, где кроется мысль, полная сожаления о быстротечности нашей жизни и скрытый призыв ценить этот миг бытия, подаренный судьбой.

Автор: Татьяна Листаферова для журнала "Зеркало Петербурга", также опубликовано на сайте журнала "Афиша".